<Письмо‑дневник>

14 марта 1971, Вена.

...Сегодня мы отправляемся. Ночевали в замке под Веной, снаружи очень красивом, внутри довольно суматошном по причине перенаселения. Отношение к нам очень сердечное. Погода в Вене совсем московская, снег, метель. Чувствую себя вполне нормально, только, разумеется, немного dépaysée. Вены совсем не видели только ночью – огни. Вот сейчас проедем через город, посмотрим чуть-чуть. Впечатления пока сумбурные. Самое сильное – красивые и здоровые тамошние уроженцы. Мы рядом с ними – бледные хиляки. Но погодите – мы укрепимся и разовьемся! Подробное письмо напишу уже с места.

20 марта, Ашдод.

...Ну вот, в этом письме я уже могу поподробнее вам все описать. Итак, после роскошной встречи в Лод (сама мадам приехала нас приветствовать, кстати, очень скромно выглядит и вокруг – никого в штатском) нас разослали по всей стране по ульпанам. Фима усатый укатил в Бер-Шеву («столица» Негева), Меир в Натанию, а я вот попала в Ашдод, ульпан для иммигрантов («олим»), преимущественно со средствами и с высшим образованием, из Франции, Англии, США и др. На следующий день по приезде, утром я вышла в город и зашла в кафе выпить кофе. Крошечных кафе тут полно. Говорила по-английски – все всё поняли и были очень милы, но содрали немилосердно. Тут же познакомилась с одним старшим паном польского происхождения, и он предложил отвезти меня на машине в Тель-Авив. Я позвонила родственникам и покатила. Здесь сейчас ранняя весна, только-только начинают цвести апельсиновые деревья, дивный запах, а рядом висят дозревающие плоды еще прошлого урожая. Я застала еще последний дождь – действительно штормовой, но затем погода установилась – днем 20-23°, ночью примерно как в Москве в сентябре. Хожу преимущественно в брюках и свитере, т.к. в помещении прохладно, а на улицу надеваю легкое платье. Итак, я приехала в Т.-А. к Винерам. Они в самом деле очень милые люди. Приняли меня как будто сто лет знали, особенно хлопотала вокруг меня Нуся, жена Юлека... Живут они, по здешним понятиям, скромно – машины у них нет, по Европам не очень разъезжают – но в достатке. Квартира из трех комнат с балконом и полным комфортом, в типичном здешнем доме – 4-х этажный бетонный дом на таких колоннах, как бы на коньках, летом в таком доме более прохладно, чем на улице, но зимой (а сейчас, собственно, конец зимы) вполне прохладно, а центр. отопления нет, и они жгут эл. камины и нефтяные печки. Есть «эр кондишн». Полы действительно везде каменные и ковры действительно нужны.

... Юлек и Нуся живут на тихой славной улице на окраине Т.А., там растут всякие диковинные деревья, которые уже начинают цвести диковинными цветами. Накормив и напоив меня, Нуся сразу начала шить мне юбку из толстого зеленого материала. Юбка вышла даже и недурна, но такая теплая, что, вероятно, раньше будущего года я ее не надену... Я чувствую себя у них очень уютно. Она (Нуся) мне сказала, что я, если хочу, могу жить у них сколько угодно, но я, разумеется, буду стараться устроиться самостоятельно, и это вполне реально. Пока что я на пять месяцев обеспечена ульпаном. Вот как выглядит наш ульпан. Собственно, ульпан – это школа, а то, где он находится и где мы живем, называется «мерказ клита» – центр абсорбции. Это четырехэтажный, новый дом в центре Ашдода (Ашдод – новый город, по здешним представлениям не очень маленький, не то 30, не то 50 тыс. жителей, порт, а значит, на берегу моря, южнее Т.А., сорок минут езды на машине). Собственно, это что-то среднее между комфортабельным общежитием и скромной гостиницей. Небольшие, но очень уютные и удобные комнаты на двоих, с уборной, душем и умывальником, а также маленькой кухонькой – газовая плита, холодильник, шкаф и пр.). Кровати, слава богу, современные, жесткие, и одеяла очень теплые, и даже подушки есть (тут большинство спит без подушек). Есть балкон с видом на море – до моря три минуты ходу, скоро можно будет купаться, говорят, через месяц откроется сезон. Сперва меня поселили с дамой из Москвы, ранее мне не знакомой. Она была очень капризная и донимала меня разговорами о своем пищеварении и самочувствии. Тогда я взяла инициативу в свои руки, познакомилась с одной особой из Франции, по имени Розина, и съехалась с ней. Розина очень неглупая и интересная женщина. Мы с ней чирикаем по-французски – вообще, пока что я совершенствую все языки, кроме иврита. Впрочем нет, конечно. На иврите я тоже начала чуть-чуть понимать, во всяком случае, я могу примерно догадаться, о чем идет речь. Занятия у нас идут во всю. Сам ульпан расположен на первом этаже. Классов не то пять, не то шесть. Одни начинают, другие уже кончают. Я, конечно, в самом начинающем, но не самая слабая ученица. Учительница у нас энергичная молоденькая сабрица, учит нас на большой скорости и многие в самом прямом смысле плачут от этой энергии и скорости. Я пока нет, посмотрим, как дальше будет. Занятия начинаются в восемь утра (бедная твоя дочь) и с тремя перерывами по десять минут продолжаются до часа. После часа все время в нашем распоряжении. Ульпан наш из тех, в которых не кормят (его обитатели могут сами обедать в ресторанах). Нам же, выходцам из России, Румынии и т.д. дают по двести лир на нос, чтобы кормиться самим. Это на месяц. На еду вполне достаточно. Обедать можно за три лиры в ульпановской столовой, что я и делаю. Обед весьма приличный, с закуской – почему чаще всего, горячей, я бы такое ела на второе, например сосисочка, запеченная в тесте или голубец или куриные потроха; суп овощной, на второе та же кура или гуляш, котлеты и т.д., обязательно салат и фрукты. А утром и вечером мы с Розиной едим то, что покупаем в здешнем супер-маркете. Это большой универсальный магазин, где есть абсолютно все, в том числе и еда. Причем всего этого такое множество количество и в таком разнообразии, что глаза разбегаются. Особенно у меня, которая не знает, в каком пакетике, пачке, коробочке, корзиночке что может лежать. Так что я провожу там порядочно времени, прежде чем разберусь, что я хотела купить и что в самом деле купила, и что сколько стоит, и не положить ли мне кое-что обратно, чтобы не опустошить чрезмерно кошелек. Там самообслуживание, это ужасно заманчиво. Цены нельзя сказать, что очень низкие, особенно для того, кто еще не работает и получает только на еду, а ведь хочется еще и купить то да се, магазины так и манят. Хочется и съездить в разные места. Насчет цен. В последнее время цены тут несколько возросли, особенно на те товары, что могут идти на экспорт. А поскольку многие товары тут очень хороши, в особенности фрукты, вообще продукты сельского хозяйства, а также обувь и еще кое-что, то эти вещи и подорожали. Дорожают и земельные участки, это естественно, т.к. тут буквально строительная горячка. Впрочем, земельных участков я пока покупать не собираюсь, так что это меня волнует меньше.

Где я побывала. Была я, значит, в Тель-Авиве. Город это порядочной величины, красотой особой не отличается. Новый и довольно однообразный, хотя есть приятные улицы, вот как улица Сматц, на кот. живет Юлек. Центральная улица и площадь называются Дизенгоф – там полно магазинов и кафе, что на меня всегда производит приятное впечатление. Народ одет весьма модно, особенно, конечно, молодежь. Вообще, молодежь, скажу я вам, шикарная. Таких красивых девочек, таких голубоглазых и рыжебородых великанов-парней я нигде не видела. Девчонки все в разнообразных штанах, от длинных и широких до бриджей и шортов включительно. Да-да, модные журналы не врут, девочки ходят по улицам в коротеньких шортиках из самых разных материалов, а сверху длинные до пят и широкие, развевающиеся пальто и плащи, много всяких пончо и шалей. Весьма соблазнительно выглядит. И, мусик, скажу я тебе, дети – нет слов, какие невозможно красивые, здоровые и агрессивные дети. Все загорелые, румяные, глазастые, с длиннющими ресницами, горластые – словом, как бы и не еврейские дети. Впрочем, типов, как известно, тут очень много разных. Например, в Ашдоде живут в большом количестве выходцы из Марокко, темнокожие, черноволосые и черноглазые, а в Тель-Авиве наоборот все очень европеизированные и очень много русых и даже совсем беловолосых, с голубыми, серыми и зелеными глазами. Кстати, в ульпане уже раз поставили под сомнение мое еврейское происхождение и решили, что я... из Германии! На самом же деле из Германии тут нет никого.

Сегодня я была в кибуце. Называется Гиват-Бреннер. Это старый богатый кибуц, живет в нем более тысячи человек. Была я там с родственниками Нуси – они члены кибуца. Семья такая: мать, отец – лет по сорок два-три, и четверо детей, из которых старшая скоро пождет в армию, а младшем три года. Отец родился и вырос во Франции, там же получил образование, и весьма изрядное, приехал в Израиль в начале пятидесятых годов. Мать из Польши. Дети просто великолепные – двое белых, как отец, двое черных, как мать. Дети живут кто при школе, кто при детском саду, домой приходят на субботу и на два-три часа после того, как родители кончают работу. У родителей двухкомнатная квартирка с террасой и кухней в восьмиквартирном двухэтажном доме, премиленькая, много книжек и репродукций. Работают они как лошади и вид довольно измученный. Но оба на мой вопрос, не хотят ли они, когда дети подрастут, выйти из кибуца, ответили, что ни за что и никогда в жизни. Я обедала в кибуцной столовой – вкусно и много, но изо дня в день есть в таком огромном зале на глазах у такого количества людей показалось мне тяжело.

23 марта, Ашдод.

Вчера совершила первую поездку в качестве «трэмпа». Ехала из Ашдода в Тель-Авив полдороги на роскошном Пежо с молодым водителем только что из армии (а значит, отлично говорящим по-английски), а полдороги на огромном грохочущем грузовике со свирепого вида дяденькой, оле из Ирана, с ужасными усами и бородатыми руками, но как выяснилось, весьма кротким и сговорчивым существом. Он угостил меня по приезде кока-колой в лавочке, принадлежащей украинской еврейке и, насколько я поняла (мы разговаривали на иврите!), предложил вечером, когда я кончу дела, отвезти меня на том же звучном Додже домой, в Ашдод. Я отказалась, и он, кажется, был не вполне доволен. Таким образом я сэкономила 2,05 лиры, но потеряла примерно час из-за разговоров и угощения. Из ТА я, уже на автобусе, поехала на аэродром в Лод (20 км.). Автобусы здесь в городе ужасные, древние, с жестчайшими сидениями, о которые я уже набила пяток синяков благодаря лихим водителям. А междугородние автобусы шикарные, с мягкими сидениями, но все с теми же лихими водителями. По дороге – снова одуряющий запах «пардесов» (апельсиновых рощ). В Лоде я получила (побеседовав предварительно на пяти языках с десятью чиновниками) свой багаж, посланный самолетом. Там же мне сказали, что вечером прибывает самолет из Вены, где есть и наши. Я позвонила в Сохнут (звонить тут надо не с монетой, а с особым жетончиком под названием «симона», стоит 25 агорот, в городе достаточно одном, и говори сколько хочешь, междугородний разговор – 5-6 симон) и узнала, что прилетает Лёва с матерью и сестрой. Тогда я отвезла багаж в Т-А к Винерам, поела и отдохнула у них (Нуся упорно шьет мне голубой джерсеевый костюм, хотя на дворе нынче 30° на солнце) и снова поехала в Лод. Поздно вечером, в 11.30 я наконец увидела Левку, но поговорить не успела, т.к. знакомые, у кот. я должна была ночевать, торопили ехать. Он только передал привет от вас, и мы обменялись адресами – он в ульпане в другом конце страны, в Натании. Сегодня мы с ним созвонимся. Звонил мне Юлиус, предлагает перейти в ульпан в Иерусалиме, я колеблюсь. В общем жизнь кипит, времени не хватает, а иврит учить надо.

3 апр., Ашдод.

...Времени катастрофически не хватает. Мне здесь нравится и чувствую я себя вполне прилично. Тепло, солнечно, море приятно шумит, люди – всякие, но очень доброжелательные. Ездила в Иерусалим, встречалась с «само». Город замечательно интересный, всего в нем понемножку, и Европы, и Азии, и Африки. Религиозность, хотя признаки ее и чувствуются на каждом шагу, охотно оставляет в покое тех, кто к ней равнодушен – а таких здесь, слава богу, большинство. На днях знакомился со мной на улице один парень, а я была в платочке, так он с опаской спросил: «Ты верующая?» – и убедившись, что нет, радостно затараторил (и я почти четверть поняла). Часто бываю в Т-А., встречаюсь с интересными людьми и пью ведра соков. С 7 по18 апр. у нас каникулы (Пасха), надеюсь поездить.......

14 апр., Тель-Авив.

У меня сейчас каникулы – по случаю Пасхи, начались 7-го числа. Я поехала в Иерусалим, где и отпраздновала Седер в доме профессора Шмерука, он преподает в Иерус. унив-те и писал о моем отце в здешней энциклопедии. Общество было очень интеллигентное и приятное. Седер праздновали по всем правилам, хотя никто из них религиозностью не отличается. (Кстати, насчет религиозности. Конечно, есть и хасиды – эти ужасно нетерпимы, но они живут в своих особых поселках и городских районах и соприкосновения с ними нормальные люди не имеют. Есть и религиозные школы, дети ходят туда в шапочках. Все это есть. Но в обычной жизни ничего такого не чувствуется. Более того. Например, не помню, писала ли я тебе – но когда парень на улице знакомится с девушкой, в частности, со мной, то он первым делом спрашивает, не замужем ли она, а затем – не религиозна ли она. И если нет – облегченно вздыхает. Если я повторяюсь, то это потому, что ситуация повторяется неизменно......

Седер выглядел так. Собрались эти самые университетские профессора со своими взрослыми и малыми детьми, все нарядно, но очень непринужденно одетые, девушки и женщины – преимущественно в очень нарядных брючных костюмах. Одна девчонка – красотка, кстати, сейчас она служит в армии и приехала на праздники в отпуск, выглядит как с курорта – была в блестящем шелковом вечернем комбинезоне. Уселись за стол, накрытый великолепной белой скатертью, на котором стояли только свечи и приборы. И начали читать Агаду. Я тоже прочла несколько строк, запинаясь и заикаясь, но никто не засмеялся и все любезно хвалили меня за хорошее произношение. Читали быстро-быстро, т.к. все были очень голодные. Отбарабанив половину, все вздохнули, а несколько женщин – авторов разных блюд, стали вносить и ставить их на стол. Для начала дали фаршированную рыбу, и представьте себе, при всей моей неприязни к рыбе, я ела ее с удовольствием! Действительно, она была необыкновенно вкусная. Потом началась просто вакханалия суп, разные мяса, куча овощей, все несносно вкусное, а я была в новых брюках, и пояс на мне чуть не лопнул. И всякие вина, тоже отличные, так что под конец я уже не помнила, на каком языке я скем говорю. Атмосфера была в высшей степени непринужденная, пели, танцевали, болтали все напропалую. Главное впечатление от молодых людей – необычайная физическая крепость и чистота, что естественно заставляет проэцировать эти качества и на их нравственность. На этот счет я еще пока знаю мало и судить не берусь, но поведение их мне очень нравится. Необыкновенная открытость, интерес ко всему – неформальный и ненавязчивый, некоторая бесцеремонность, не переходящая, однако, в нахальство. Старшее поколение, конечно, совсем иное. Все это люди очень много пережившие, много страдавшие и много потерявшие, когда они приехали сюда, скажем, лет двадцать пять, двадцать тому назад, жизнь была неописуемо трудная, большинство из них бралось за любую работу, жили в бараках по несколько семей в одной комнате и т.д. Сейчас, достигнув известного благополучия, многие из них успокоились, не хотят ничего иного, против любых перемен и волнений, а другие наоборот, сохранив живое воспоминание о прошлом, не могут успокоиться и живут в вечных опасениях, копят деньги – словом, всяко бывает.

... Я уже завела кое-какие знакомства в Иерусалиме. Опишу вам одно, совершенно случайное, но очень живописное. У меня было четыре часа свободного времени, и я пошла погулять в Старый город. Это та часть города, что около Стены Плача, бывшая арабская – там и сейчас полно арабов. Лабиринт узеньких уличек, карабкающихся вверх и круто спускающихся вниз, домики сложены из светло-желтых каменных глыб и стоят так тесно один к другому, что улицы производят впечатление одного огромного пассажа. Центром всегда является «Шуг», т.е. базар. Все те же улички, представляющие собой запутанную цепь лавочек, магазинчиков, ресторанчиков, забегаловок, где арабы и евреи вперемешку едят, пьют, курят наргиле и прочие мудреные штуки, играют в шахматы, в нарды, в какие-то неизвестные мне игры и просто глазеют на улицу. Пахнет всеми знаменитыми пряностями, маслом, луком, чесноком, мочой, дезинфекционными средствами, духами (от туристов), орехами, жареной картошкой, жареными лепешками, какими-то сладостями, ослиными какашками, кровью от свежезарезанных неизвестных мне животных, табаком, благовониями, кот. тут же курятся – словом, можете себе представить. Продается в этих лавочках все, рядом висят овчинные белые одежды неизвестного мне назначения и моднейшие, только чуть грязноватые длинные платья, и тут же продаются барабанчики вроде там-тамов, и причудливой формы крашеные мочалки, и всякие псевдонародные или псевдостаринные украшения и металлическая посуда (говорят, что среди этого хлама попадаются действительно бесценные вещи, которые можно купить по дешевке, но для меня это недостижимо; вообще, остановиться и рассматривать что-либо опасно, т.к. немедленно подбегает хозяин и на ломаном английском языке начинает уверять, что это как раз то, чего мне не хватает в жизни, что он только меня и дожидался, чтобы вывесить эту вещь на продажу, никому другому он не продал бы, а мне продаст по смехотворно низкой цене и т.д.). В общем, восточный базар во всей его красе. Народу там масса, все ходят, смотрят, но я что-то не видела, чтобы кто-нибудь что-нибудь покупал, и непонятно, как только все эти хозяева ухитряются получать профит от своей торговли. Ходила я бродила, и решила оттуда выбраться. Не так-то это просто! Куда ни сунешься – везде все те же торговые точки, а спросишь мальчишку – он тянет руку и требует десять агарот – типичные замашки жителя туристического центра. Наконец какой-то араб вывел меня на край базара. И тут я увидела на одном из прихотливо построенных арабских домов сделанную от руки надпись: «Музей старого города». Дай, думаю, зайду. Ткнулась в калитку – заперто. Тут подъезжает на машине какой-то человек и улыбаясь говорит, что вход не здесь, и предлагает меня проводить. Мы идем с ним к заднему выходу, и он вводит меня внутрь. Внутри оказывается никакой ни музей, а маленькая частная картинная галерея с полным европейским комфортом (в котором я уже начала испытывать нек-рую необходимость). Картинки не бог весть какие, но заведение очень уютное и приятное. Тут же выходит его хозяин и очень приветливо со мной здоровается, поразив меня красотой своего имени – Мериоз. Я, конечно, жму ручку, а сама пытаюсь в ужасе ретироваться, поняв, что попала не в общественное место, а фактически на частную квартиру и видя, кроме всего, что на каждой картине прицеплена бумажка с ценой. На своем великолепном иврите пробую растолковать, что попала сюда нечаянно, что я бедная «ола» и купить ничего не могу. Оба смеются, уверяют, что в наличии денег меня не подозревают и просят остаться, выпить кофе и поговорить с ними – мы, мол совсем не такие страшные, как тебе кажется, мы люди спокойные – а надо, признаться, что один из них, художник, на вид довольно-таки страшноват, черный такой и лохматый. Однако любопытство пересиливает страх, и я остаюсь. Тот, что привел меня, выглядывает во дворик (внутренний дворик, откуда крутые ступеньки ведут вверх и вниз, так сказать, на верхний и на нижний этажи) и по-арабски что-то говорит мальчишке, кот. там ошивается. Через две-три минуты мальчишка бегом приносит поднос с крошечными чашечками, а в чашечках чернейший кофе. Я выпила две такие чашечки и развеселилась. Мы начали болтать на смешанном англо-иврите с примесью русского (с моей стороны), и тот, что привел меня, по имени Амнон, сказал, что этот дом принадлежал его семье в течение четырехсот лет. Он в нем родился, но потом долгое время он не имел возможности туда попасть и только теперь этот дом снова стал его собственностью. Сам он живет в новом городе, а этот дом сдает своему другу под картинную галерею. Увидела я и «музей» – несколько старинных книг, посуда, кое-какие археологические остатки и пр. Все это неприхотливо, но очень симпатично расставлено и разложено в крохотных каменных комнатках. У Амнона много друзей арабов, к которым он меня водил и знакомил – все они держались очень дружелюбно. Сам он работает в одной из крупнейших израильских больниц, в Хадассе под Иерусалимом. Насколько я поняла, он биолог, вернее микробиолог. Он возил меня и в Хадассу – великолепие такое, что если уж болеть, то только там. Лучше, впрочем, не болеть, что я успешно и выполняю. Чувствую себя прилично, устаю, конечно, очень, и от обилия впечатлений, и от чересполосицы языков (говорю в общей сложности на пяти, а вдобавок иногда слушаю и немецкий, и идиш). Но спина ведет себя вполне достойно, болела только раз во время хамсина (действительно, это кое-что: в воздухе висит желтоватая тончайшая пыль, жарко, душно и дует ветер. Но в общем, вытерпеть можно, тем более, что это только несколько дней в году. А в целом погода приятная, сейчас по крайней мере, еще не жарко, но тепло и свежо. Днем можно ходить иногда в летнем платье, вечером в коляске). Да, так про Хадассу. Там есть небольшая синагога, и в этой синагоге есть витражи работы Шагала. Сама синагога, т.е. пол ее, находится как бы в полуподвале, туда надо спускаться по каменным прохладным ступеням, а витражи наверху, как раз над землей, и когда светит солнце, эффект получается необычайный. Народу там было очень мало, только туристы изредка забегали, и я насмотрелась вволю. Двенадцать витражей посвящены двенадцати коленам Израиля. Изображения символические, конечно, без человеческих фигур, но с неизменными шагаловскими летающими коровами, рыбами, петухами и маленькими подслеповатыми домиками, кот. он непременно пристраивает где-нибудь сбоку, даже если сюжет совсем того не требует, как в данном библейском случае. Краски божественные, и вся синагога выглядит необычайно весело, уютно и торжественно в одно и то же время. Еще я видела шагаловские панно в Кнессете, очень, кстати, тоже впечатляющее здание – снаружи кажется небольшим, а внутри простор и уют. Зал заседаний совсем как у больших, чрезвычайно модерный, отлично оборудованный, а посчитаешь места – и ахнешь, как их, собственно, мало!

После Кнессета я была около нового Иерус. унив-ва, чудес там не счесть в смысле архитектуры, внутри самого университета еще не была, но рядом находятся два очень интересных музея, один посвящен Кумранским рукописям, а второй, особенно для меня интересный – галерея современной скульптуры на открытом воздухе. Это такой как бы парк, перегороженный в разных направлениях несимметричными цементными стенами, земля выравнена и посыпана крупным песком, кое-где этакие куртины неизвестных мне цветов, а среди них непринужденно стоят, сидят, лежат, висят и качаются на ветру всяческие формы. Некоторые очень даже недурны, особенно итальянские, а особенно мне понравилась скульптура «француза» Цадкина, изображающая Поля Элюара – замечательной красоты и изящества символическая фигура, полудерево–полупевец с веткой-лирой в руках. Есть там и скульптуры Пикассо, одну из них я приняла за беседку и присела было отдохнуть в тени, а потом оказалось, что я сижу на языке особы под названием «Женский профиль» – и впрямь, там были три глаза и нечто вроде отсутствующего носа, а также язык, на котором было очень удобно. В целом место премилое и тоже какое-то уютное. Народу мало, а главное нет ощущения, что ты обязан что-то «осматривать!». А между тем, осматриваешь и получаешь пользу.

... Еще я была на опере Менотти «Консул». Американец итальянского происхождения. Я с ним познакомилась, и он даже выдал мне автограф, я хоть и не любительница, но такая честь, не отказываться же! Опера сама по себе занятная, на тему о бюрократизме, и пели очень, по-моему, недурно, но постановка (собственная Менотти) на мой вкус неважная, медленно все происходит и мало эффектов, которые музыка прямо подсказывает, а они не использовали. Уж очень они тут перед заграничными знаменитостями трясутся. ...Ездила на аэродром в Лод встречать Франци. Франци приехала на открытие нового музея изобразит. иск-ва в Т.-А., где будет много подаренных Фрицем его картин, а также повидаться со мной. Привезла мне неск. симпатичных вещичек, среди них белые штаны (мечта всей жизни!) и шикарное вечернее платье, длинное, сверху узкое, а книзу очень широкое и очень сверху голое, а к нему такое же длинное и широкое мантишко с коротенькими рукавчиками, все это из белого шелковистого материала в прелестный коричневый узор. И где я только это платье носить буду! Но шик необычайный. Нуся со своей стороны лепит мне туалеты собственного производства, особенна мила летняя блузочка в цветочек, а милее всего сама Нуся, которая шьет быстро и решительно, а главное от души, за что я ей очень благодарна.

... Большой тебе привет от Левушки. Они в ульпане в Натании, но я довольно часто вижу их в Т.-А. Его мать неск. дней заболела, воспаление желчного пузыря, сейчас лежит в б-це, бедняга, но ей уже лучше. Конечно, с сестрой немало сложностей, но и она учится ивриту, а насчет работы у нее трудностей не будет. Думаю, что и меня тоже. Фима-усатый далеко от меня, в Бер-Шеву, я видела его всего два-три раза, один раз – на приеме у самой мадам, которая мне очень нравится. Остроумная и мудрая тетка, даром что далеко не молоденькая. Однако нравится она не всем, и на заборах можно прочитать всякие нелестные надписи, и не только на заборах, но и в газетах тоже....

4 мая, Натания.

... Я перешла из ульпана в Ашдоде в другой ульпан, в Натании, и стала еще больше занята. Здесь учат иврит со страшной силой и мне теперь приходится туговато. Но это и лучше, интенсивнее, в А. я немного опережала прочих, а здесь наоборот, приходится тянуться. Кроме уроков, по 3-4 часа занимаюсь дома. Чувствую себя хорошо, загорела, купаюсь, ездила в Иерусалим, опишу потом, в субботу.

5-мая, Натания.

... Ульпан находится не в самой Натании, а в 4-х километрах от города. Тут чудесно – кругом поле с маками и с ящерицами и даже с ежами, растут всякие колючки, а до моря 15 минут ходьбы. Начались жаркие дни, одно спасение, что в классах есть эр кондишн и бывает даже прохладно. Вообще же я жару переношу неплохо. Кормят тут на убой, зато денег не дают, но мне хватает тех, что я получила в Ашдоде.

17 мая, Натания

... Грызу иврит, чем дальше в лес, тем больше толстых и колючих дров. Становится жарко. Часто купаюсь, но почти перестала разъезжать – некогда. Осаждают нас муравьи, тараканы и кошки. Слава богу, все они едят друг друга, а не нас.

20 мая, Нат.

Сейчас, помимо иврита, совершенствуюсь в английском, гл.обр. разговорном, очень полезно. Куча разных планов, что выйдет, не знаю. ... Вчера сделала перерыв в занятиях и объездила всю северную часть побережья – Натания, Хайфа, Акко и вплоть до Нахарии, где я и ночевала в прилагаемом отеле. Красот куча, экзотики тоже – да и грязи порядочно, оно какая-то она не такая, как в других местах, беззаботная, что ли...

23 мая, Т.-А.

С ивритом дело обстоит так: я научилась говорить на простые темы более или менее складно и гладко, не запинаясь и без ошибок, и это вводит людей в заблуждение. Решив, что я вообще знаю иврит, они радостно начинают тараторить на «трудном» иврите (это так называется почти официально: «легкий» иврит и «трудный»), и тут я не понимаю буквально ни слова, кроме местоимений и предлогов. Существует серьезная опасность для каждого оле, в том числе и для меня, так и остаться при легком иврите, только несколько расширив и усовершенствовав его, поскольку в обиходной жизни этого вполне достаточно. Для того, чтобы перейти на новую стадию, необходимо читать. С этим очень трудно. Читать я еще не научилась и, вероятно, в ульпане так и не научусь, для чтения требуется оч. много времени, покоя и сосредоточенности, кот. там не найти. Необходимо будет заняться этим после ульпана и м.б. поступить в вечерний, платный у. Перспективы такие есть, но окончательно все выяснится не раньше, чем через месяца два-три-четыре. Уже немного надоело в у., т.к. учеба хоть и напряженная, а все-таки это не нормальная жизнь, а какая-то полустуденческая, полуотпускная, что на месячишко-другой неплохо, а потом наскучивает. Хочется уже работать и нормально общаться с людьми, а не урывками по субботам. Я писала вам в последней открытке, что совершила небольшое турне по северному побережье Средиземного моря: Натания-Хайфа-Нахария и обратно. Это все чудесные места. Особенно меня пленила Хайфа. Расположена она на берегу широкого залива, причем берег над узкой прибрежной полосой круто поднимается вверх – и город послушно следует за всеми прихотями рельефа. Улицы и улички долго и упорно карабкаются вверх, чтобы затем, за поворотом, предательски скатиться вниз, к подножию нового капризного подъёма. Дома с плоскими крышами, укрытые среди самой разнообразной зелени, перемежаются с элегантными модерными отелями, которые при небольших размерах однако всегда производят импозантное впечатление благодаря стройным линиям и чистоте отделки; (что вовсе не гарантирует чистоты вокруг). Атмосфера этого города несравнима ни с одним другим, мне известным. Восточная экзотика, так остро ощутимая в Иерусалиме, здесь присутствует в неменьшей степени, но почему-то все необычайно смягчено – причем не европеизацией, а я не знаю чем – всего-то я там провела один день. О дивном виде, который открывается с горы Кармель на Хайфу и залив, я не буду даже говорить, это всех туристов приводит в восторг. В Хайфе, проходя мимо какой-то гимназии, я зашла во двор посмотреть на мальчишек, игравших в футбол и присутствовала при ожесточенной дискуссии на тему, можно ли играть в футбол в субботу. Самым горячим защитником субботнего футбола был мальчишка лет семи, у которого ноги были по крайней мере в десятке мест залеплены пластырем, а также слегка порвано ухо. Он уверял, что господу богу очень нравится футбол, что футбол это все равно что танцы, а танцевать ведь можно. На это ему было сказано, что танцевать можно только дома, а не в публичных местах, которые все закрыты, а в футбол-то ведь нельзя играть дома. Мальчишка заявил, что школа – это все равно что второй дом и, значит, можно играть в футбол. Интересно – я много раз наблюдала мальчишеские ссоры и свары здесь, и дело не раз доходило до драки – но публика (мальчишья) всегда строго следила за тем, чтобы большой не бил маленького и, во-вторых, чтобы противники не оскорбляли друг друга словесно. В данном случае до драки не дошло, все, видимо, были сражены убедительностью его доводов и мирно продолжали играть. Так я и недоописала вам мошав – теперь уж видно до следующего моего визита туда, узнаю побольше и тогда уж напишу как следует. Становится все, скажем мягко, теплее, наступило лето. Даже по ночам в Натании можно ходить в легкой кофте. В Иерусалиме, правда, по ночам все еще холодно. Хамсины, слава богу, почти прекратились и, говорят, их теперь не будет долго. Море теплое-претеплое, только около нашего ульпана оно очень мелкое, шлепаешь, шлепаешь чуть не пол километра, пока погрузишься по грудь. К сожалению, как следует насладиться им некогда – пыталась я было заниматься на берегу моря, но ничего из этого не выходит, заниматься надо иврит в комнате, за столом.

...Познакомилась с массой людей, все время какой-то круговорот. Много среди них людей небезынтересных и даже очень интересных. Но надо знать, что, поскольку страна такая неустоявшаяся и, при обилии разнообразнейших традиций, отсутствует простая традиция нормальной жизни – в Израиле нет (или я пока не чувствую) такой вещи, как «среда». Штука это, конечно, неуловимая, определить ее словами невозможно и однако, когда она есть, ее чувствуешь. Видимо, она пока еще не устоялась, не выкристаллизовалась, совсем как в растворе, где только-только начнут образовываться какие-то кристаллы – вдруг подлили нового вещества, стакан встряхнули – и опять неразбериха. Правда, поляки, например, пытаются состряпать что-то на чисто польский манер. Я видела позавчера Сфардов, они отлично устроились, женили сына и образовали вокруг себя польский кристалл – вот только долго ли этот кристалл выдержит острую израильскую атмосферу вокруг? Все это, я понимаю, темно и непонятно. С течением времени, когда будет побольше фактов у меня, получите их и вы, и выводы будете делать сами. Хочу только сказать, что ощущение такое, будто в большом котле варится много всего; еще не сварилось, и за варевом надо очень следить – не дай бог, подгорит или перекипит или охладится не во-время, или нужные ингредиенты не будут добавлены в нужное время и в нужном количестве – да и вообще, рецептура неизвестна, вырабатывается эмпирически, да и весь котел может перевернуться ненароком – однако запах занятный, дразнит аппетит, хоть, наверно, пища будет не для нежных желудков. А впрочем, многие нежные желудки она лечит, как, например, мой (в прямом и переносном смысле).

14 июня

... Меня ужасно огорчает, что вы не получаете моих больших писем, где я все так подробно расписываю. Вчера получила открыточку, спасибо. Из нее узнала, что последнее мое письмо, которое вы получили, было от 14-IV. Я с тех пор написала по крайней мере еще десяток. На всякий случай пишу еще раз, что пробыла неделю в кибуце, работала там на сборе грейпфрутов, на хлопке, а также на кухне, вставали в три утра, в восемь завтрак и снова работа до 11-12, а потом работать нельзя, жутко жарко, 40-45°. Воздух сухой и красота вокруг была неописуемая – горы (кибуц в долине Иорден), ровные дивные поля. Чувствовала себя отлично. Пишу вам прилежно и часто. У меня все по-прежнему в порядке. Жара стоит хорошая, но я, кроме частой стирки пропотевшего бельишка, особых неудобств не испытываю. Когда есть время, купаюсь в море – оно здесь невероятно соленое и мелкое, зато с постоянными волнами, в которых очень приятно прыгать...... Я подружилась здесь со многими хорошими людьми, в частности, с учительницей нашего класса, учительница она может быть не самая идеальная, т.к. с пристрастиями, но в данном случае ее пристрастие мне на пользу. Наших ребят видаю не часто. Фима далеко и уже работает на Мертвом море, Левка все время в Иерусалиме, где его невеста, Вайсблаты тоже далеко, но завтра я надеюсь их всех повидать в Тель-Авиве, тогда подробно напишу. Алик Волков в Т.-А., будет работать в муз. Академии. Все мы сейчас в хлопотах по устройству наших жизней.

24 июня, Нат.

Как мне хочется наконец получить от вас письмо, где будет сказано, что каждые 2-3 дня вы получаете мое письмо или открытку – так, как я их посылаю! Вчера я очень близко видела мадам и даже беседовала (весьма кратко, но на иврите) с нею. Не знаю, не берусь судить, всегда ли и насколько она права в своих суждениях и поступках, но личность она безусловно выдающаяся. Некрасива она до крайности, и я еще подозреваю, что старость ее несколько облагообразила. Этот могучий нос, сильные брови, пучочек на затылке – женственного в ней, прямо скажем, маловато. Одета очень просто, заурядно, в костюмчике, который может носить любая домработница в субботний вечер. Удобные разношенные босоножки, мужские часы, никаких финтифлюшек, вроде перчаток или табакерок – деловая и очень занятая особа. Но какое обаяние ума и многопонимания! Ей-богу, вы же знаете, что я не из чувствительных, но эта баба меня просто обворожила. И ни малейшей манерности, ни заигрываний, ни начальственности, а дипломатичность, хитрость, расчет и мощная уверенность в себе сидят так глубоко и присущи ей так органично, что наружу проявляются в самых простых, безыскусственных и убедительных формах. Право, с этой женщиной хотелось бы пообщаться и расспросить ее о том, о сем – и, представьте, даже нет ощущения, что это невозможно. Вот только очень уж она занята. Самое же удивительное и приятное для меня было то, как ведут себя в ее присутствии люди. Существуют, конечно, общепринятые формы почтения, - например, когда она входит в помещение, где немного людей, все встают, представляются ей в немногих словах, но затем, как только она села, начала разговаривать с кем-то – все тоже садятся и уже не все внимание обращено на нее, никто не ловит каждое ее слово, не улыбается заискивающе, люди разговаривают между собой, пьют соки, курят, словом, ведут себя сдержанно, но непринужденно. Она же держится очень скромно, но это, конечно, скромность королевы. Нет, ей-богу, мне многое не нравится в этой стране, многое даже отталкивает, но если она заслужила такую мадам, то не случайно. И главное, что она (мадам) воплощает собой идеал еврейства в моем понимании, она не «еврейка», а человек. Вот видите, до чего она меня довела, в какие я пышные рассуждения пустилась.

Еще вчера была Левкина свадьба. На самую церемонию я опоздала, т.к. была в Иерусалиме, а свадьба в Т.А. Говорят, было красиво – увы! Происходило это в Доме журналистов (отец невесты – журналист), на открытом воздухе, так называемой garden party. Закуску к моему приезду расхватали голодные олим, которые съехались со всей страны, а выпить и вовсе почти не давали. Все чинно стояли на травке группами, держали в руках тарелочки и рассудительно беседовали, время от времени контрдансными движениями маневрами передвигались к соседней группе. Мне повезло: один из кузенов Левки под секретом показал мне уголок, где стояло мясо и не замеченный никем коньяк, и мы с ним дернули и закусили. Невеста была в очень красивом платье, но сильно замученная, а Левка еще более замученный и в немятом новеньком сером костюмчике при шикарном цветастом галстуке. Он, по-моему, очень доволен и счастлив, а особенно, что свадьба уже позади. На днях он начинает работать в геологическом ин-те в Иерусалиме, и там же будет ходить в вечерний ульпан. Он шлет вам обоим очень сердечный привет. Ваша дочь и сестра была на этой свадьбе в своем первом в жизни длинном платье, и говорят, ей оно идет. Видела я там и Фимку, и Вайсблатов, и Семена, и Борю. Фима во всю работает и очень доволен, только иврит совсем забросил. У Вайсблатов дело сложнее, Гриша ведь хочет в мошав, а это и денег надо много, и уметь надо, и Сохнут как-то не очень в восторге от его планов. Лара, конечно, тревожится. Но Гриша так счастлив и доволен вообще, и так помолодел, так оживился, что я уверена, что все наладится. У меня тоже – уже сейчас есть кое-какая пробная работа, переводы и редактура. Но я твердо решила до конца додержаться в ульпане, хотя уже и надоело. Когда еще будет такая возможность и поучить иврит, и полежать на морском бережку.

1 июля, Нат.

... Сегодня пришло твое письмо от 21/VI, в кот. сказано, что от меня уже три недели ничего нет, а я за те три недели писала по меньшей мере пять раз. ...На днях я была на двух шикарных концертах в Т.А. – Фишер-Дискау дивно пел песни Бетховена и «Зимний путь». Он противный щекастый немец, но поет божественно, просто неописуемо. И пианист при нем был чудесный, по имени Баренбойм. Публика в зале (нарядная, в длинных платьях) сходила с ума.

... Винеры в конце июля собираются в Европу и может быть заглянут в Лондон. Юлек едет по делам, а Нуся при нем. Уже месяц идут лихорадочные приготовления и подсчеты, люди они небогатые и норовят устроиться подешевле. У меня постепенно, хоть и не вполне, начинает кое-что проясняться. Скорее всего, буду работать в Иерус. унив-те, в историко-социологическом отделе – что буду делать, еще неясно. Работа на полставки, т.е. три дня в неделю, что приятно, т.к. останется время на переводы, которые найдутся – уже есть кое-что, только некогда работать. На одни переводы не проживешь, но присоединив полставки, уже можно. А там видно будет. С квартирой пока придется подождать, одиночкам вообще трудно, а в Иерус. особенно, но в конце концов дадут, а пока обещают комнату в олимском общежитии, очень дешевую. Все наладится с помощью добрых людей. А Иерусалим это такое чудо!

6 июля, Нат.

... Иврит с трудом, но поддается.

11 июля, Нат.

...Иврит, я считаю, начинает слегка паниковать и поддаваться, особенно, разговорный. А читаю я что-то все больше по-английски, наверстываю упущенное.

22 июля, Нат.

... Доучиваюсь в ульпане, а недели через 2-3 переберусь в Иерусалим, где буду работать в Университете. Там много хороших людей, которые чудно ко мне относятся, в частности, семья проф. Шмерука и многие другие. Есть там у меня, оказывается, и родня, с которой пока говорила только по тел., но и они горят желанием оказать всяческую заботу. Тем временем Нуся с Юлеком укатили в Европу и оставили мне ключи от своей квартиры (это вы даже не знаете какой знак доверия и любви). Вообще, родственная жизнь вокруг меня закипела со страшной силой. В Натании тоже обнаружилась кузина, владелица часовой мастерской, шикарной квартиры и трех детей (и мужа, ясно), а кроме того, приехали Мершваммы, кот. мне звонили, но я их еще не видела, а там приедут Эрна, и Зузи, и еще не знаю кто... ... Только отправила тебе открыточку, а тут пришло твое письмо от 10-VII. Так обрадовалась! Я тоже подниму бокал (скорее всего, именно сока) за ваше здоровье – поеду скромно праздновать свой д/р в Т.А.

4 августа, Натания – Иерусалим

Сегодня получила письмо от 25-го, а перед этим поздравительные открытки и телеграмму, очень было приятно. Свой день рождения я отпраздновала в кругу новых друзей, которые, впрочем, не знали, что именно мы празднуем, а просто пришли ко мне в гости в пустую Винеровскую квартиру (они сейчас уехали в Европу отдыхать).. Под конец я все же сказала, чтобы меня поздравили, что и было сделано с большим жаром. ... Получила письмо от.... очень меня огорчившее, история с ногами совсем ему ни к чему. Увы, панацеи от этой болезни нет нигде, ни в каком климате, здесь людишки тоже часто страдают от всевозможных артритов, особенно в прибрежных местах, где сыро и жарко. (Но ваша дочь и сестра будет жить не на берегу моря). ... Чувствую, что многих моих важных и интересных писем вы не получили – ни о киббуце, ни о мошаве, ни о разных людях. ... У меня сейчас горячее время – ульпан закончила, завтра порву последнюю «пуповину», связывающую меня с этим теплым местечком, и выйду в большой свет, т.е. перееду в Иерусалим. Жилищная моя проблема еще не решена – пока не дадут квартиру, а это, видимо, будет не так скоро – надо снимать. Это вполне возможно, хотя и дорого. Вот этим я и займусь в ближайшую неделю, а одновременно начну работать в Унив-те. Жить пока буду у иерус. родичей, премилые оказались люди, особенно она, т.е. самая родственница. Она дочь двоюродного брата моего отца, лет ей около 40, у нее два мальчика, 18-ти и 13-ти лет, старшего сейчас нет дома, а младший очень джентльменистый и смешной. Есть также супруг, очень представительный, с дивным бархатным басом и явный покоритель дамских сердец. Он отнесся ко мне тоже очень тепло, вообще приняли меня сразу как близкую и родную, что необыкновенно приятно. Конечно, я постараюсь, чтобы мое пребывание у них было как можно короче, но все же пока не найду что-л. подходящее, хорошо иметь пристанище... Пусть вас не пугает то, что мне придется снимать квартиру, так живут тысячи людей, особенно «олим». И есть в этом даже своя прелесть – мебели пока не надо покупать, холодильника и пр., и можно поначалу не так залезать в долги к Сохнуту. А там, глядишь, и подработаю немного. Познакомилась кое с кем из здешнего телевидения, может, что и выйдет. Сценаристы им очень нужны, но, конечно, проблема языка встает во весь свой гигантский рост. Я, в сущности, уже и могла бы писать на безумно корявом и примитивном иврите, и их эта корявость не смущает – был бы, мол, смысл понятен, сценарий ведь не роман. Но для меня одновременно думать по существу дела и вспоминать правила грамматики просто не по силам, а кроме того, важнейшая часть сценария – диалог – должна быть написана все-таки корректно – я этого еще не могу. Ну, поглядим. У меня куча идей, и некоторые из них заинтересовали тут одного парня-режиссера; а вдруг удастся состряпать что-то такое гениальное, что они захотят и перевести.

С ивритом у меня, к сожалению, складываются отношения очень дружелюбные, но поверхностные. Он охотно предоставил себя в мое распоряжение для повседневного обихода, т.что я могу говорить непрерывно в течение часа, пока что-то не заест и я не обнаружу, что повторяю в разных вариациях одни и те же слова. Много в нем разных занятных вещей, например чисто русский суффикс «чик», кот. прибавляется к словам чисто ивритским: «бахурчик» (паренек), «катанчик» (маленький) или словечко «ну»; или факт, что все порядковые числительные – женского рода, а мужские еще надо образовать или всякие такие вот выражения: «обратить внимание» – на иврите дословно «положить сердце», «понравиться» – «найти очарование в (чьих-то) глазах», и т.п. Все это и многое другое доставляет мне массу удовольствия, но по-настоящему вглубь язык меня не пускает, и не знаю, пустит ли когда. Впрочем, буду стараться.

8 авг., Иерусалим

Посылаю вам одновременно письмо, написанное, правда, 4-го, но – о позор! – не отосланное. Все эти дни сидела в ТА и лихорадочно строчила заявку на сценарий для теле. Режиссер у меня уже есть, вроде бы ничего малый, беленький такой, курносый и очень серьезный. Правда, все наши с ним разговоры происходили исключительно на иврите, т.что возможно и некоторое взаимонепонимание. Ну, поглядим. Сейчас я уже в Иерусалиме. Дивный город! Странный и прекрасный. Я тут приживусь, пока не знаю, ТА был какой-то более свойский, более европейский, более грязный и заурядный. Неск. дней побуду у родичей, а за это время подыщу себе что-л. Позавчера была на обеде у масонов. Ничего особенного, никаких обрядов, обед вполне приличный- со мной в кач-ве десерта. Только что называют друг друга «братьями». Климат в И. гораздо легче – в ТА. последнее время было нечем дышать. А здесь все-таки горы!

16 авг., Иерус.

Живу пока у Грудневичей... скоро переберусь в следующее временное жилье, в ульпан Эт-Цион. Там мне дают малюсенькую, но отдельную! – комнатушку на то время, пока я буду ждать квартиры. Это займет порядочно времени, до года, в Иерус. с жильем вообще трудно, а для одиночек тем более, мне ведь нужна маленькая квартирка, а строят всё большие. Иерусалим чудесный город, необычайно красивый и удивительный, смесь самой западной цивилизации и самой восточной экзотики (см. мое описание старого города и рынка). Новые кварталы – в одном из которых я, надо полагать, и получу квартиру со временем – ничуть не напоминают стандартные европейские «спальные» кварталы. Они строятся со вкусом, разнообразно да и сам рельеф к этому вынуждает – холмы, уступы, извилистые горные дороги, которые превращаются в улицы. Из некоторых домов, если выглянуть в окно, открывается такой вид, что дух захватывает – такой он дикий и просторный. И приятно бывает оглянуться назад, увидеть каждую уютную кафельную кухню с белым холодильником или полную книг гостиную или даже просто совмещенный туалет. Нет, что-то в этом столкновении двух стихий есть очень оздоровляющее! На работу я пока еще не хожу – попросила отсрочки, т.к. очень много у меня сейчас работы по переводам, да к тому же, как я вам уже говорила, я пишу сценарий для телефильма, из которого, впрочем, бог ведает, что получится. Мне пока нравится, а вот понравится ли моему режиссеру да еще в переводе?

24 авг., Иерус.

Мои дела обстоят так. Университетский шеф уже приехал, звонил мне и просил придти 30 поговорить, с тем, чтобы с 1-го сентября начать работать... Работа там, как я уже писала, на полставки, т.е. денег очень немного – 350-400 лир. Прожить на это трудно, хотя тоже возможно. Есть такие, что и на 250 лир живут. Но я намерена как минимум столько же подработать переводами, которые пока есть в большом кол-ве, а там, глядишь, и с телевидения что-нибудь перепадет... Сейчас происходят всякие неприятности с лирой, в связи с девальвацией доллара. Общее мнение таково, что в целом это все к лучшему, но пока что повысились на 5-10% цены на многие продукты и услуги. Произошло это буквально за один день. Все, конечно, весьма озабочены, но, к моему удивлению, никаких панических явлений в магазинах, где цены еще не повысились, не было, все спокойно. Я ждала, что начнется волна забастовок, чтоб повысили зарплату – последнее время забастовок было очень много, почта бастует особенно часто, грозили забастовкой работники автобусной компании, требуя повышения цены билетов, а недавно была забастовка врачей гос.больниц, которая, впрочем, вызвала всеобщее возмущение. Ну, думаю, уж теперь сам бог велел бастовать – ан нет, поскольку бедствие это общенациональное и при том не зависящее от правительства, все стойко терпят, хотя, конечно, приятного мало.

8 авг., Иерус. (Из письма приятельнице)

Наконец-то урвала момент написать тебе, в промежутке между посещением двух различных контор. Дело в том, что я уже закончила ульпан и перебралась в Иерусалим, где буду жить (пока неизвестно где) и работать в Университете – что-то такое с русской литературой. А пока утрясаю всякие административные дела в связи с переездом – стала на очередь на квартиру в Сохнуте, теперь пойду в учреждение, которое должно дать мне справку, что я имею право в течение 3-х лет не платить налоги на зарплату (а налоги огромные, и чем выше зарплата, тем выше процент налога, т.что в итоге разница между зарплатой в 600-700 лир и в 1000 лир не так уж и велика). Так что жизнь моя сейчас полна хлопот и забот ничуть не увлекательных, но необходимых. Одно удовлетворение я сейчас получаю от всей этой беготни – во всех учреждениях разговариваю исключительно на иврите и о чудо! – все меня понимают и я всех тоже. А вообще? Ну что ж, вообще, конечно, нелегко. Странно было бы и ожидать, что будет легко. Здесь ведь все совсем другое, непривычное и хорошее, и плохое. И во всем этом так трудно разобраться без языка, без знания условий. Мы ведь ничего не умели – даже получить деньги в банке, даже записаться к врачу в поликлинике (здесь это называется «больничная касса», их тут несколько, принадлежащих разным профсоюзам), даже просто купить что-л. в магазине и не дать всучить себе какую-ниб, дрянь – надо было учиться, но еще долго придется учиться – и языку (особенно читать и писать), и на каких условиях берутся в дом деньги в банке, и как оформляются всякие бумажки, и как разговаривать с разными людьми – много всего! Не говорю уж вообще об отношениях с людьми. И уж вовсе не говорю, как скучается по всем вам, родным и близким – про это и сказать трудно. 9-VIII. Так и не успела вчера кончить. Сегодня опять была в Сохнуте, сказали, что квартиру дадут через 6-7 мес. Это не так уж плохо, в Иерус. вообще трудно с квартирами, а одиночкам особенно. А пока буду снимать – не страшно. Письмо мое бестолково, как все эти дни, ты уж прости. Сейчас опять надо бежать. Хочу сказать тебе одно: здесь трудно, но очень интересно и хорошо. Люди, как и везде, - всякие, хватает и бюрократии, и неразберихи, и работать надо много, и климат жутко жаркий. Но зато много и приветливых, милых, готовых помочь всячески людей, а главное – общее ощущение свободы внутренней. А уж Иерусалим такой прекрасный город, что слов нет. Попасть сюда было труднее, чем куда-либо в стране, но я поставила себе это задачей и добилась своего. Здесь, если чего-ниб. очень хочешь, то можно добиться.

9 авг. 71.

... На случай, если не все от меня получили, еще раз вкратце опишу мою иерусалимскую ситуацию. Я уже больше месяца в Иерусалиме. Город чудесный, красивый и удивительный. Климат гораздо более сухой и легкий, прохладный, чем в Т.А. или в Натании. По вечерам бывает даже совсем прохладно. Говорят, что зимой изредка даже выпадает снег. Сейчас город полон туристов, в основном молодых, из всех стран мира. Везде сплошные шорты, чаще всего сделанные из обрезанных джинсов, рюкзаки и лохматые головы всех цветов радуги. Иной раз идешь по улице, и не у кого спросить дорогу на простом и понятном иврите. Мое основное достижение в этой области за последнее время заключается в том, что я научилась безошибочно определять по акценту страну, из кот. происходит тот или иной израильтянин. А моего акцента никто определить не может! Хотя я русского оле слышу за версту. Если же говорить серьезно, то мне еще учиться и учиться. Месяца через два я поступлю на курсы повышенного типа, буду заниматься по вечерам. А пока я привыкаю к работе. Работа у меня, в общем, неплохая. Я работаю в Унив-те, по части современной истории, а в сущности, пока только учусь работать. Люди кругом хорошие, охотно помогают. Денежной эту работу назвать нельзя, но основную базу она дает и оставляет много свободного времени, кот. я сейчас использую для подработки с помощью переводов, а также для беганья по разным учреждениях – надо ведь уладить кучу формальностей. Вот вчера, например, записалась в «купат холим», что означает «больничная касса», а на самом деле – просто поликлиника. (Тут «купат холим» называют «капут холим»). Платишь туда ежемесячно небольшую сумму и получаешь полное медицинское обслуживание, включая больницу, лекарства, врача на дом и пр. Я еще всем этим не пользовалась, но записаться надо, имея ввиду приближающуюся осень и возможный грипп. Захаживаю также в Сохнут, узнать насчет квартиры – обещают, но еще не сейчас. Как я уже писала, в Иерус. с квартирами туговато, а особенно с маленькими, какие положены одиночкам. Сейчас спохватились, стали строить и такие (1,5 - 2 комнаты), но, естественно, они еще не готовы. Пока я живу у Ирки с Олеком (опять же, как я уже писала, Ирка – моя троюродная сестра, очень милая и нежная маленькая женщина, у которой двое здоровенных сыновей 13 и 18 лет), а как подработаю денег, начну что-нибудь снимать, причем Сохнут помогает с оплатой...

... Времени у меня сейчас совсем мало, так что я даже перестала знакомиться с Иерусалимом, где вообще-то есть что посмотреть. Зато подробно ознакомилась с Университетом. Он очень красивый и очень «модерный». Расположен он на обширном просторном месте, не то чтобы на окраине Иерус., а если представить себе город в виде такой толстой подковы, то он во впадине этой подковы. Кругом там все не застроено и в то же время нет ощущения (неприятного) окраины. Сам ун-т это большой комплекс небольших зданий. Некоторые из них связаны между собой переходами, некоторые стоят отдельно. Все это окружено и пронизано парком с зеленой, непрерывно поливаемой травой и всякими экзотическими деревьями и статуями. Музей на открытом воздухе, о котором я когда-то писала вам – тоже на территории ун-та, и еще разные музеи. Так что территория огромнейшая. Единственное, что портит вид с моей (и не только с моей) точки зрения – это таблички с именами пожертвователей на каждом зале, на каждом здании, на каждой столовой – только что на дверях уборной нет, непонятно почему, я бы повесила. Тщеславный все-таки народ эти евреи!... Погода здесь сейчас дивная, не жарко, солнечно, свежо. Дожди, говорят, начнутся в конце октября и будут время от времени выпадать вплоть до марта. Ну, поглядим. Гриша и Лара получили квартиру в Иерус., сейчас у них горячка с благоустройством. Квартира трехкомнатная, они довольны... На обоих приятно смотреть, так они расцвели...

22 сентября.

... Была у Гриши с Ларой на новой квартире. Оч. хорошая, две комнаты и «салон», отличная большая кухня, балкончик, кладовка, коридорчик, правда, небольшой. Недурная квартирка и у Берты Г. Если мне скоро не дадут (но скорее всего, дадут), я, может быть, поживу у нее, она зовет...

Начало октября

...До сих пор ничего от вас не получила. Правда, тут у нас теперь очень часты забастовки почтовых работников, так что я приписываю этому. Иной раз из Европы письмо идет по месяцу – от Винеров, когда они ездили, я получила письмо через три недели после их возвращения. В прошлом письме я вам описывала квартиру Лары с Гришей и Берты Георг. Продолжу. Лара с Гришей как люди покладистые и реалистичные (да, да, несмотря на все Гришины утопии, они гораздо реалистичнее, чем иные, что занимаются решением великих проблем и забывают, что нужно нормально жить, чтобы эти проблемы решать), так вот, они не стали добиваться квартиры в «респектабельном новом районе» (где любят селиться русские олим и где, кстати квартиры гораздо дороже, ну и лучше, конечно) и взяли первое, что было предложено. А именно, кв-ру в новом районе, где живут по-преимуществу олим из арабских стран. Дома там хорошие, квартиру я вам описала- отличная. Недостаток один – далеко от центра. И даже не так далеко – Иерус. не так уж велик – но автобус, который туда ходит, очень долго петляет по разным улицам. Говорят, впрочем, что скоро туда пойдет еще один, более прямой. Гриша уже устроил в одной из комнат что-то вроде мастерской – он вообще пользуется большим спросом как мастер. Я познакомилась с очень интересным человеком, гл. редактором толстого лит. журнала. Он неск. раз приходил ко мне и в конце концов сказал, что очень хотел бы взять меня к себе на работу, но из-за моего иврита не может. Предложил меня учить и сказал, что через год, если буду его слушаться, он возьмет меня своим помощником. Не знаю, что из этого выйдет, но все-таки приятно. Вообще – иврит, иврит! Я серьезно взялась за учебу. Правду говорили, что ульпанное время надо использовать для поездок – теперь некогда! Но я поездила немало. Сколько сейчас фруктов! Кроме знакомых, еще фиги, финики, плоды кактусов (те самые «сабры», очень вкусные), авокадо (жирный такой плод едят с хлебом и солью) итд. Ем, ем и наесться не могу. И пью кока-колу.

6 ноября, Нью-Йорк

Видите, куда меня занесло? Друзья М., с которыми я подружилась, когда они были летом в Израиле, пригласили меня в гости. Америка производит сильнейшее впечатление – сейчас просто нет сил и времени описывать, вот вернусь, тогда напишу много. Отсюда я примерно через месяц поеду к Франци в Лондон. Чувствую себя хорошо, приоделась немного, хожу в кино а также на всякие «шоу». В частности видела оперу под названием «Иисус Христос – Супер Стар». Ого-го!...

19 декабря, Лондон.

Я перед вами в большом долгу – не писала уже очень давно. Америка заморочила меня до полусмерти, обилие впечатлений и лиц поистине невероятное. Теперь, в Лондоне, я отсыпаюсь на тихой – в пустом и тихом Францином доме. Видимо я пробуду здесь не две недели, как собиралась, а как минимум две, т.к. первую неделю я буквально почти всю проспала... Америка – страна огромная, невероятно богатая, невероятно интересная и – отталкивающая, в конечном счете. Жить там я никогда не смогла бы. Я как гость видела, разумеется, все больше привлекательные – и развлекательные – стороны Америки, и люди были добры и внимательны ко мне, но тем не менее меня поразили две главные черты тамошней жизни: чудовищное американское потребительство – люди только и делают, что покупают что-нибудь новое, даже у довольно бедных людей кладовки завалены купленным позавчера и уже забытым барахлом; ну, об этом можно писать и писать. И второе – откровенная, беззлобная, невинная жестокость людей друг к другу, о которой они даже не подозревают. Ну, про Америку я еще напишу вам серию длинных писем, когда доберусь до своей машинки, обещаю честно.

26 января 72.

... Можете себе представить, я только вчера прилетела в Париж! В Париже сейчас холодно, утром порошил снежок и не таял. Небо серое и город тоже серый. Проехалась на машине по всем знаменитым местам – Монпарнас, Елисейские поля, Лат. квартал, набережная Сены – все очень как в кино и книжках, даже обидно. Завтра пойду гулять пешком, авось впечатлюсь больше.

10 февраля, 72.

Завтра я наконец покидаю Париж. Я провела здесь чудесные две недели и, как полагается, до смерти влюбилась в этот город. Он сейчас совсем не туристский, грязный, холодный и дождливый, но все равно необыкновенно прекрасный. Почти все время я провела просто на улицах, гуляя вдоль Сены, по Бульварам, в старинном квартале Ле Марэ, обедая в парижских забегаловках, заходя в бесчисленные лавки и галереи художников (художники, как правило, дрянь, но лавочки прелесть). Посетила, конечно, и Лувр, и Нотр-Дам, и другие знаменитые места, но больше очаровалась незнаменитыми. А завтра – назад, в жаркую израильскую прозу.

17 февр., Иерус.

Ну вот, наконец-то я вернулась из своей почти четырехмесячной поездки по Америке и Европе. Впечатлений и переживаний столько, что не знаешь с чего и начать, тем более, что тут, дома, навалилось сразу такое количество дел, что я едва выкраиваю 6-7 часов на сон (а поспать я, вы знаете, люблю). Поэтому «впечатления я пока еще отложу немножко». ... Встретили меня Винеры чудесно (я прилетела из Парижа простуженная, но в Т.А. за один день все прошло), я у них отдохнула два дня, отоспалась, повидала кое-кого из знакомых, насладилась весенним солнцем и дневным теплом (днем можно ходить в кофточке, вечером надо надевать пальто). У меня в смысле одежды все есть, не роскошное, но теплое и симпатичное. А затем помчалась в родной Иерусалим. Люблю этот город! Красивый и странный, и все мои друзья живут гл. обр. здесь, не считая усатого Фимки, который, кстати, купил машину. В И. мне в первый же день предложили работу, более интересную и лучше оплачиваемую, чем в Ун-те – редактором и переводчиком в «Энциклопедия Юдаика». Восстановила также связь с моим режиссером на Т.В. и буду с ним что-нибудь делать. В общем, работы завались, но сейчас надо искать себе угол, т.к. квартиру обещают не раньше лета. Этим я и занимаюсь, и все мне помогают. Грудневичи меня встретили как члена семьи и я им оч. благодарна, но ты права, нельзя же до бесконечности. Насчет моих средств не беспокойся, я успела до отъезда кое-что заработать и теперь все эти чеки пришли.

25 февр., Иерус.

... Я по-прежнему в хлопотах и заботах. Работы мне подваливают столько, что лишь успевай, да еще всякие планы одолевают, но на все это не хватает времени – и пространства. Я пока все еще у Грудневичей. Это и есть моя важнейшая проблема на сегодняшний день – жилье. Ищу, и уже почти нашла, квартиру, чтобы снять на то время, пока построят что-то сохнутовское. Гр. – люди невыразимо милые и терпеливые, видя мою беготню и торопливость, все время повторяют: «да живи, чем тебе плохо? А нам с тобой веселее». Но я уже сама больше не могу.

Никак не приступлю к описанию «впечатлений». Вы же знаете, что коротко я не умею, да и не интересно. А пространно – ну никак сейчас не могу. Погоды в Иер. стоят дивные, хотя и прохладные. Вечером и ночью так совсем холодно, я ношу купленное в Америке полузимнее-полудождевое пальто (вроде лыжной куртки, только длинное, дешевка вообще-то, но нарядное и теплое). А днем сияет ослепительное солнце и воздух такой острый, свежий, и сильно пахнет (здешней) весной. В квартирах без центр. отопл. (а в большинстве домов, особенно старых, его нет) весьма и весьма прохладно. Отапливаются печками – электрическими, от них оч. тепло, но эл-во дорогое, или нефтяными – они дешевы и от них тоже тепло, но припахивает. Все ждут весны и лета с таким же нетерпением, как и в Москве, хотя сравнить эти две погоды невозможно. .... Для живописности коротенько опишу один дом, в котором на днях была в гостях. Он – из Южн. Африки, она – сабра. Живут в роскошном доме, купленном у араба – с высоченными потолками, с холлом размером метров в 70 кв. и с тремя маленькими комнатками в глубине. Люди богатые и весьма интеллигентные. Собралось у них три художника, два поэта, несколько студентов. Один художник, модный якобы в Париже, принес свою картинку – все ахали, а мне было смешно. Но я своего невежества никому не показала, а наоборот, культурно и умно сравнила ее с такими же мазнями, которые видела в разных парижских галереях. Вообще было очень мило. И еду давали арабскую – невкусно, но интересно.

2 марта, Иерус.

... Урывками обозреваю Иерусалим и его окрестности. Я ведь сейчас живу в самом центре, на респектабельной и почти европейской улице. Правда, старый город находится в пятнадцати минутах ходьбы, а в пяти минутах расположена вторая самая большая улица города – Яффо, по кот. проходят, кажется, все иерусалимские автобусы, где полно магазинов. лавочек, бесчисленных кафе и проч. заведений и всегда такая толкотня, что не продерешься. Да, но я хотела рассказать о необыкновенной красоте, кот. видела недавно. Гриша на своем новеньком фольксвагене повез нас на могилу пророка Самуила – это минут двадцать езды от города. На высоком и диком холме стоит мечеть с высоченной-колокольней? нет. Башня? Нет. Не знаю, как называется, такой высокий аппендикс сбоку. Там, в этой мечети, и есть самая могила, – но, впрочем, это сомнительно и не так уж важно. Мы взобрались на эту высокую штуку, на самый верх – там такой дикий ветер, что башня гудит и вибрирует, а с меня сорвало шапку и чуть не сорвало очки. Кругом террасами расположились такие же дикие и прекрасные холмы, залитые ослепительным солнцем. Сейчас они начинают покрываться безумно интенсивной окраски цветами – красными маками, чем-то желтым, чем-то лиловым. По дороге к пророку мы несколько раз заблудились на крутых горных дорогах, и дружелюбные арабы на приличном иврите (наверняка более приличном, чем наш) многословно и подробно объясняли нам, куда ехать и как. В одной деревне араб с очень длинными ресницами и усами минут пять стоял на дороге, куда он вышел с нами, держа в руках сковородку с сырыми лепешками и, размахивая этой сковородкой, давал нам полезные советы насчет того, как лучше ездить по крутым дорогам на необкатанной машине. Лепешки при этом не выпали, хотя и могли, но, по-моему абсолютно высохли на солнце и ветру.

А сейчас в Израиле Пурим. В разных городах он в разные дни – в Иерусалиме был вчера. По улицам шастают мальчишки и девчонки в маскарадных костюмах – всякие королевы, Аманы и пр. Мальчишки все как один с шикарными нарисованными усами – а в остальном костюмы как бог на душу положит. Тут и пираты, и индейцы, и что хочешь. А девчонки, даже самые маленькие, рады возможности навести «взрослую» красоту – мажут губы, ресницы и пр. Самый модный (и легкий в исполнении) костюм в нынешнем году делается так: берутся старые, драные и по возможности самые замызганные джинсы, от колен разрезаются на длинные полосы, на заду рисуется сердце или глаз или еще что-л., на животе пишется «любовь» или это пишется на лбу или на щеке, а также «поцелуй меня», «мы любим друг друга» и т.п. – и в таком виде они ходят процессиями по улицам, поют, пляшут и орут. Маленькие дети одеты – родителями – более тщательно и нарядно. В этой же толпе порядочно и взрослых парней и девиц. Все хлопают друг друга по головам гулкими пластмассовыми молоточками и поливают водой из пистолетов. В этой толпе тебе могут отдавить ногу, толкнуть, испачкать краской от штанов или углем от усов и бороды, но никто не обругает и никто не обидится, если ты сделаешь то же.

5 марта, Эйлат.

Три дня назад послала вам письмо, а сегодня – вон я где! Красота тут такая, что не описать, по дороге сюда скалы всех цветов – красные, зеленые, желтые, серые, дикие как звери. А еще дальше к югу – я и там вчера была – и вовсе дикость необычайная. Видела там кораллы и рыбок, как на этой картинке, и еще красивее, еще разноцветнее. Подробности может быть напишу потом, а может быть и нет, т.к. все нету и нету времени.

7 марта, Иерус.

... Через три дня будет ровно год с тех пор, как мы расстались. Что я по этому поводу чувствую – лучше не писать, сами понимаете. Знайте только, что я люблю вас горячо и глубоко и думаю о вас непрерывно и беспокоюсь за вас невероятно. А вам за меня беспокоиться не надо, потому что у меня все наладится и уже налаживается понемногу, и вообще, вы же знаете, что при всей моей дохлости и бестолковости я нигде не пропаду.... ... На днях ездила в Эйлат и еще южнее. Поездка была молниеносная, в три дня туда и обратно. По дороге побывала в знаменитой Масаде – еврейской крепости на горе, долго оборонявшейся от римлян, а в конце концов ее защитники перебили друг друга, лишь бы не сдаваться живыми. Красиво там и грозно, но, к сожалению, уже все приспособлено для туристов, и половина грозности исчезла. Была я также на заводе, где работает Фимка. Сперва я хитро выспросила тамошних работников про русских олим вообще- и они рассказывали всякое, подчеркивая, что люди это очень разные, но вот один из них – действительно отличный парень – оказалось, именно Фимка. Я очень радовалась. Потом увидела его самого, бледный, тощий как макарона, болел гриппом, вышел раньше времени. Однако бес сидит в нем по-прежнему, и вообще, работой и жизнью он доволен. Он настоящий, все-таки. А это не про всех можно сказать. Самое смешное, что именно он, учившийся в ульпане всего месяц и махнувший на иврит рукой, как человек абсолютно неспособный к языкам, – именно он отлично и свободно шпарит на иврите. Кстати, мой иврит возвращается со страшной скоростью, причем масса такого, что, я думала, я не знаю вовсе. По телевизору, например, когда говорят, я понимаю буквально все. Сама говорю, конечно, похуже, но ничего.

23 марта. Иерус.

... Новости у меня такие: я сняла комнату и вот уже скоро две недели, как живу наконец самостоятельно. Комната моя находится довольно далеко от центра, но сообщение прямое, один автобус, кот. ходит каждые пять минут. И – величайшее благодеяние – есть телефон. Вообще, надо сказать, что выбирала я долго и с муками, но выбрала, кажется, очень хорошо. Чудесная хозяйка, кот. мало бывает дома, а когда бывает, с ней приятно поговорить, она – врач-невропатолог и уже надавала мне массу бесплатных советов (врачебных). В моем пользовании – небольшая, но уютная комнатка со всем необходимым, вплоть до постели; гостей я могу принимать в гостиной; готовить на кухне, причем посуду она мне тоже дала и можно пользоваться ее холодильником. В смысле еды – каждая из нас покупает, что бог на душу положит, чего нету в хозяйстве и что кому хочется, а готовим поочередно и едим вместе. Плачу я двести фунтов в месяц, а за телефон отдельно, по полтиннику за разговор. Это, по иерус. нормам, вполне приличная цена. 40 проц. оплачивает Сохнут. Погода в Иерус. было испортилась, стало холодно, ветрено, захлестал дикий дождь, и я трусливо смылась на два дня в Т.А. А там благодать, теплынь, солнышко и все цветет и пахнет. У Винеров неожиданный гость – Людвик (они зовут его Дувчо, а за глаза – Дупчо). Этот, едва приехал, завел бесконечную волынку насчет денег, -где он сделал деньги, где из него сделали деньги, кто его обдурил, кого он и как... Терпеливый Юлек только глаза заводил да изредка убегал ко мне, перекинуться человеческим словом, а Нуся браво сидела с Дупчем и, не слушая его, вела свои громкие разговоры о трудностях жизни в Израиле, кот., мол, ни в какое сравнение с его, дупчиными трудностями не идут. При этом Н. очень меня растрогала: первое, что она сказала Д., Когда он приехал, было: «ты уж извини, но спать ты будешь в гостиной на диване, даже когда Юли тут нет, т.к. та комната ее и она должна знать, что в любую минуту, когда бы она ни приехала, комната в ее распоряжении». На днях я видела почти всех наших ребят – и Фиму (вернее, обоих), и Левушку, и Гришу с Ларой, и толстого Алика, и многих других. Все работают – в разных концах страны, двое даже в кибуце, – почти все получили квартиры, а двое даже купили машины, о чем и ваша неразумная дочь и сестра потихоньку мечтает и откладывает в банк каждую копеечку, благо ни мебелей, ни прочего покупать пока ни к чему. Ну, а там видно будет...

31 марта

... Что касается серьезного отчета о моем здоровье, то я вам даю его тебе регулярно через каждые два-три письма, и пишу правду, поверь. Сейчас могу повторить все сначала, по всем разделам: а) голова болит редко и гораздо слабее и не так подолгу, как прежде; б) живот в удивительном порядке (тьфу-тьфу); в) спина болит только во время хамсинов и, гл.обр., видимо, с той целью, чтобы я не слишком уж забывалась. Во всяком случае, в постель она меня никогда не укладывает. ... Позавчера был Седер. Я провела его загородом, у очень славных бывших мошавников. Там было еще несколько наших, а также несколько американцев. Я, кажется, писала, что из всех олим я лучше всего нахожу общий язык именно с американцами, как это ни странно....

15 мая

...Стараюсь заработать побольше, т.к. уже вот-вот будет готова моя квартира, а за нее надо будет сразу внести 6 тыс. (а м.б., и больше, и она будет почти моя. Оч. может быть, что это произойдет уже на той неделе. Место чудесное и виды кругом неописуемые, только от центра довольно далеко. Работаю и для телевидения (сценариев не пишу – иврит, а собираю материал и подаю «идеи», платят как за сценарий, перевожу для Энциклопедии и вдобавок временно работаю в Мин-ве Абсорбции, помогаю людям устраиваться на работу. Долго так, конечно, трудно, но я и не думаю долго так работать, просто, чтобы теперь не влезать в долги, а там уж буду потихонечку сидеть и учить иврит да пописывать. Иврит мой разговорный совсем уже приличный (о ужас! Саша К. сказал, что я по-русски говорю с акцентом! я не верю, но литературный ужасен. Однако освоить можно.

26 мая.

... после гриппа, кот. был долгим и нудным и мешал мне работать на моих многочисленных полях деятельности, у меня накопилось столько невыполненных обязательств, что нет действительно ни минутки свободной, я даже читать перестала, чего там – даже помыться иной раз нет сил, прихожу домой и валюсь спать, тк. пришла к выводу, что сон важнее чистоты. А все это для того, чтобы набрать побольше денег к моменту получения квартиры – в долги влезать очень уж не хочется, а за квартиру при подписании договора надо будет внести порядочную сумму, которая еще далеко не собрана. Впрочем, как раз вчера выяснилось, что квартиру мне дадут не в том доме, в кот. я думала, а в соседнем, находящемся еще в стадии отделки, и готова она будет, вероятно, лишь месяца через три-четыре, т.что я, видимо, успею. Между прочим, я уже давно могла бы получить гарсоньерку в «доме для одиночек» – это маленькая, 13-14 метров – комнатка с совмещенным санузлом и нишей для кухни. Это было бы, конечно, гораздо дешевле, но мне не улыбается и сама идея такого дома да и комната очень уж мала, и я решила набраться терпения и дождаться квартиры побольше. О квартире я вам уже писала, но, на всякий случай, напишу еще раз: устроена она так – одна комната метров 12, это будет спальня, она в дальнем от входа конце ведет крошечный коридорчик, из него же вход в ванную-уборную. А прямо из входной двери попадаешь в так наз. салон – метров 16. Коридорчик во вторую комнату идет от «салона» влево, а справа отгорожен угол (метра 4) для кухни, без двери, дверь придется ставить самой, так все делают, а м.б., и не буду делать двери, т.к. прямо из кухни выход в так назыв. обеденный уголок, тоже метра 4, он сообщается с салоном и с кухней тоже. В общем, квартирка премилая и в очень хорошем доме, с центральным отоплением. А кругом дикие виды иерусалимских гор. Р-н совершенно новый, почти незаселенный, но от центра не очень далеко – пешком минут 35, а на автобусе (когда будет ходить) вообще минут 10. В общем, мне уже очень туда хочется. Очень меня занимает работа, кот. я теперь (временно) занимаюсь (ой допустила тавтологию, но видите, тут же заметила). Вопрос устройства на работу т.наз. интеллектуалов, сами понимаете, весьма нелегкий. А тут на эту маленькую страну навалилась их такая куча, да все без языка, да каждый, естественно, со своими прекрасными, но от этого не менее фантастическими проектами, для осуществления которых нужны деньги – а где они? По привычке ждем помощи и нежной заботы от родного правительства, а оно, понятно, вовсе и не мечтает этим заниматься, проявлять же личную инициативу со всеми вытекающими отсюда последствиями – отказами, неудачами, незаинтересованностью – пр. – где же было научиться? Многие нежные цветы быстро вянут, желтеют, набираются горечи, опускают все свои лепесточки и преисполняются чувства, что эта земля цветов вообще не любит и не желает, не нуждается в них. А на самом деле очень даже нуждается, только цветы должны быть, во-первых, морозоустойчивыми (вернее, жароупорными), а во-вторых, не должны рассчитывать на искусственную поливку и подкормку удобрениями, а запускать корни поглубже и оттуда изо всех сил тянуть соки, не дожидаясь мудрого садовника, который рассадит их по нужным местам, польет, прикроет от солнца и т.п. Сорняков кругом полно, и могучих. Так вот, пока что я все же занимаюсь тем, что пытаюсь пристроить эти растения к разным местам, независимо от цвета, запаха и вкуса возможных плодов. Приходится нелегко. Драм и страданий хватает – и таких, которые неизбежны потому, что пересадка вещь вообще мучительная, и таких которые возникают по причине человеческой черствости, глупости, косности и таких, кот. коренятся в том извечном факте, что спрос на интеллектуалов на рынке всегда меньше предложения. Конечно, вечные вопросы и решить не могу. Но есть множество вещей мелких, житейских – связать этого с тем, дать толковую информацию (дело, кот. поставлено скверно), выудить из Мин-ва Абсорбции дотацию и пр. – которые я учусь и пытаюсь делать. А иной раз и просто доброе слово и готовность послушать и поспорить помогают – и другим, и мне. Платят мне за это гроши, сил забирает много, но какую-то пользу может принести, что приятно. Ну, а помимо того остаются при мне мои переводы и теле.

... Фима-усатый собрал здесь уже все свое многочисленное семейство, завидую ему. Все расселились по стране, кто работает, кто учится, а он всех опекает. Сам он работает зверски, с шести утра, а после работы еще ездит. Лара с Гришей что-то не в самом блестящем виде, жаль все же, что Ларка оттянула Гришу от его мошавного проекта, он до сих пор по нему тоскует. Дети их будут жить и работать в Ашдоде..... Вене Пр. шлет привет – он в Ун-та в Бершеве, там вообще собралось много толковых ребят и здорово работают. М.К. все еще в улпане, но на иврите ни бе, ни ме, ему аж переводчика дают. Дети его в полном порядке, оба. Он кипит планами и намерен создать «полотно», на кот. пока нет денег. Но авось будут, он связался с продюсерами и хочет сам быть продюсером.

29 мая.

... Кто бы подумал, что я стану госслужащей? А вот стала. Правда, это полставки, но все же статус. Я уже описала примерно что я делаю, так что не буду повторяться, добавлю только, что, к счастью, выговорила себе, что в офисе сидеть не буду, и отмечаться не буду, и вообще не буду заниматься бюрократической бумагерией – со скрипом, но меня поняли и согласились. Зато в любое время дома у меня звонит телефон и я, в виде скорой помощи, бегу (еду) к разным лицам, не могущим подыскать себе работу. Лица, конечно, исключительно гуманитарных профессий, которым, ясно, труднее, чем другим. В конце концов каждый пристраивается, лучше или хуже, а затем, когда первое острое чувство беспомощности притупляется, он начинает оглядываться по сторонам и находить что-то получше и поинтереснее. Отчасти я действую и как исповедник, как психоаналитик, даже гипнотизер. И только как огня боюсь начать действовать как чиновник – их, слава богу, и без меня здесь хватает. ... «Секвенции», кот. ты находишь в моих письмах, дают, конечно, бледное и туманное представление о действительности. Но я просто не знаю, как сделать, чтобы передать все во всей полноте. Все так сложно и перепутано, столько различных факторов, нужны трактаты, а не торопливые письма. Страна, конечно, обетованная – но ведь каждый под обетами понимает свое. И каждый везет это свое понимание, и ждет, что обет исполнится до последней буквы. А он не исполняется. И у многих остается чувство обиды – обещали полную демократию, а она не полная, обещали полное благополучие, а для этого надо работать как вол, обещали красоту и порядок, а на улицах валяются окурки и пахнет восточным базаром, обещали мир, а до мира у!, обещали страну философов и поэтов, а это страна иммигрантов, старых и новых, которым частенько не до философии, и сабр с твердыми локтями и голыми коленками, которые поэзию, правда, здорово чувствуют, но боятся сказать хоть слово отвлеченное; обещали страну евреев, а тут миллион арабов, с которыми хочешь не хочешь надо жить. И когда еще человек отделается от чувства, что вот, обещали, а не дали. Но уж если отделается, переборет эту детскую обиду – тогда видно, что в основе этих обещаний лежать реальные возможности, что если твердо держаться своего, то двигаться будешь в желаемом направлении, а не наоборот, и глядишь, некоторые обещания потихоньку и исполнятся. Только надо сильно упереться, а это, конечно, не просто. И не каждому хочется, и не каждому нравится. Мне, в общем – да. Вот это и есть мой ответ (опять туманный, увы) на твой вопрос насчет «вероятно» и «наверняка». И что дело стоит того, я, для себя лично, не сомневаюсь. Этот уголок, такой странный, такой искусственный, но со столькими уже как нельзя более естественными проблемами, дает массу возможностей – хотя и отнимает массу иллюзий.

Кончаю на след. день. Вчера (пятница, праздничный вечер) ездила с двумя американскими (олим) друзьями и одной израильтянкой (не ола) ужинать в арабский ресторан под Вифлеемом. Ресторан стоит на склоне горы, был дивный вечер, почти полная луна, звезды здоровые как биллиардные шары, вдали внизу виднелся ярко освещенный Иерусалим, раскиданный по холмам и долинам, красота, хватающая за душу. В такие моменты все проблемы вообще куда-то отплывают, люди становятся мягче, разговаривают тише, даже беспардонных американцев пробрало, и их язык (ничего общего с английским, ей-богу!) стал похож на человеческий. Это я, конечно, шучу. Вообще-то я с этими людьми дружу, они очень славные и многому полезному меня учат, чему следовало бы выучиться еще в нежной юности. Но при этом их поведение иной раз смахивает на анекдот (так же, как наше для них, вероятно). Вчера один из них, кстати, самый мне симпатичный, уселся, положив ногу на ногу так, что подошва оказалась у меня под носом. Я внимательно эту подошву осмотрела и заметила ему, что хотя зрение и обоняние у меня довольно слабые, однако на таком расстоянии я способна различить малейшие трещины на его подошве и даже чувствую ее запах, не самый приятный. В ответ он подробно объяснил мне, что трещины на подошве – это потому, что ботинкам уже больше года, а это он, видимо, на что-то наступил. Тут я гаркнула: «Убери ногу!» – и он послушался, а через минуту снова положил ногу на ногу, на сей раз подошвой в сторону другой дамы. Музыки я слушаю не очень. Хотя дома здесь полны пластинок и отличных проигрывателей. Не помню, писала ли я тебе о рок-опере «Иисус Христос Суперстар» (продолжаю в понедельник). Это «страсти» в современной интерпретации, показанные на Бродвее. По-моему, там есть несколько потрясающей красоты мест, хотя христиане считают, что это профанация (слова не библейские), и Христос там – разрываемый тоской и страхом, полный горечи перед лицом всеобщего равнодушия, не очень понимающий, чего: собственно, хочет от него тот, кто все это организовал. Замечательный Иуда, единственный из всех учеников которому судьба Христа так же важна, как своя собственная, и не только его судьба, но и судьба его дела. Он тщетно пытается расшевелить смертельно усталого Христа, тщетно спрашивает его, почему тот выпустил из своих рук так отлично задуманное мероприятие, тщетно пытается добиться от Христа хоть искры такого же сочувствия к себе, какое он, Иуда, испытывает к Христу. И наконец, видя, что все его попытки бесплодны, решает спасти хоть какие-то остатки того дивного образа Христа, какой создался вначале – и предает его. Христос, конечно, знает об этом заранее – и еще провоцирует Иуду, с отчаянием крича ему: «Ну чего же ты ждешь, иди, они ждут тебя!». Иуда огрызается, говорит, что ну и пойдет, и пусть Христос не строит из себя жертву, он ведь сам этого хочет, сам его на это толкает. Христу, конечно, сказать нечего, и он только проклинает Иуду. И тот, несчастный, идет и предает, зная, какую непосильную тяжесть он берет на себя, но думая, что сумеет ее вынести. Оказывается, нет. Когда впоследствии он видит своего учителя измордованного, еле живого (бичевание, которое, помнишь, такое потрясающее у Баха, тут тоже подирает по коже, хотя сделано совсем иначе, примитивнее, но все равно страшно – тридцать девять ударов бичом так и переданы тридцатью девятью ударами, сначала по струнам, потом прибавляются ударные, а на фоне такой грозный шорох, почти звон, и шепчущие вздохи, почти стоны, но не голоса, а инструментов, и нарастающий гул толпы с одной тонкой, еле слышной нотой наверху), он сдает совершенно. Рыдая, он спрашивает, как же любить этого человека, почему этот человек дорог ему, и – а он-то, любит ли он меня? дорог ли я ему хоть немного? И самый ужасный вопрос: почему он выбрал именно меня для этой ужасной роли, где конец мукам? В общем, конец Иуде. Ну ладно, всего этого не опишешь, я увлекаюсь и даю свое понимание, а про музыку вообще не пишу, потому что это бессмысленно. Скажу только, что там использованы все джазовые ритмы и стили, от танго, блюзов и фокстротов до всяких гавайских и прочих мелодий, и тут же все это переваривается с контрапунктами и сладчайшими, почти классическими пассажами. Одной раз контраст между банальным блатным напевом и полными драматизма и сарказма словами получается сногсшибательно. Все-таки много значат слова.

Ты наверно читаешь и только плечами пожимаешь. Ей-богу, более вразумительно не получается. Вообще-то я несколько поопустилась в смысле «культуры» – некогда. Даже в кино почти не хожу. Кинотеатры почти все в центре города, а до центра мне ехать двадцать минут на автобусе, так что если уж выпадет свободный вечерок, неохота выходить и переться в центр. Показывают много заграничных фильмов, иной раз и хороших, и немного израильских – скорее скверных. Вообще, киноиндустрия здесь далеко не блестящая. Это не значит, что ничего вообще нет, свято место пусто не бывает, и тут орды мелких продюсеров и кампаний стряпают на свой страх и риск всякий вздор. Есть несколько толковых ребят, но у них, естественно, нет денег. Однако возможности потенциальные необозримые. Климат, возможность снимать что угодно чуть не круглый год, и гораздо дешевле, чем где бы то ни было. Конечно, великое искусство на чисто местном материале и притом с доходом, творить не легко. Чистыми экспериментами заниматься тоже не разбежишься – хотя никто и не запретит, но никто заранее и не купит. Но возможен и понемногу осуществляется некий симбиоз – на доход от коммерческой продукции кое-кто может себе позволить и экспериментаторство, которое, глядишь, в конечном счете и окупается. Сейчас начинает затеваться что-то вроде нашей собственной кинокомпании, задуманной именно по такому принципу. Что из этого выйдет, еще неясно, в делах, как ты понимаешь, мы чистые младенцы и невинные души, привыкшие, что все это за нас делает кто-то. Однако у нас много симпатизеров, кот. помогают; может быть, что-нибудь и выйдет. До тех пор все мы наверняка по многу раз расшибем себе носы и лбы, и к этому надо быть готовым. Кроме того, у некоторых есть установка «разбогатеть» – что ж, и это неплохо, но мне кажется, что вначале лучше бы себе такой цели не ставить, она может привести совсем не туда. В общем, глаза разбегаются, руки шарят, часто хватают воздух, иной раз и что-то существенное, а иной раз и напарываются на иголки и шипы. Совсем как младенцы, ей-богу. Но младенцы быстро учатся – авось и мы? Напиши мне подробнее, что тебя интересует, а то я растекаюсь мыслию по древу и ни на чем толком не останавливаюсь. Задай мне какую-то определенную тему и я постараюсь ее (разработать). Хорошо бы ты прислал свою фотографию, свеженькую. Я тоже постараюсь сняться и прислать. Я теперь хожу в длинном цветастом платье (парижском) – правда, самом дешевом, какое только могла найти в этом жутко дорогом городке/ и только удивляюсь, почему это женщины всегда не ходили в длинных платьях – куда красивее и – удобнее! Увы, такое у меня только одно, я все присматриваю себе в витринах еще парочку, но красивые кусаются, а я уже разбаловалась, абы какое не надену. Я, конечно, могла бы уже себе позволить какое угодно платье и вообще много всяких приятных вещей, но на очереди стоит, как ты знаешь, квартира и ее оборудование (холодильник, газовая плита, хоть какая-то мебелишка и, конечно, хороший проигрыватель).

1 июня.

... Дни бегут со страшной скоростью, ничего не успеваю. Подумываю уже о каком-то отдыхе, может быть, через месяц, полтора. Есть у меня приятельница-сабра, она живет и работает в мал. городке на берегу моря, под Нахарией – может быть, поеду к ней на недельку-две. Там дивно. А пока гоню все свои работы – квартира, квартира...

22 июня.

...Жизнь моя протекает, в основном, в трудах, в довольно урывочном общении с друзьями и редких развлечениях. Вот, например, на-днях была на хорошем концерте. В Иерус. концерты происходят, гл.обр., в двух местах: в «Биньяней Хаума», что означает «Дома искусства», а на самом деле это один пока дом, огромный стеклянный куб, где концерты, как правило, первоклассные. Дирижируют все больше заграничные евреи – американские, французские и пр., а оркестр филармонический из Т.А., очень хороший. На этот раз играли Перселла, никогда не слышанный мною скрипичный концерт Шумана, три пьески Стравинского и «Море» Дебюсси. Первые три номера были в высшей степени приятны (на скрипке играл Шеринг, очень хорошо), а четвертый, пользовавшийся наибольшим успехом у публики, меня, грешную, оставил равнодушной. Дирижировал отличный молоденький американец, имени, увы, не запомнила. Еще концерты бывают в роскошном новом здании Иерус. театра – но он еще не очень-то установил, что хочет у себя показывать, и нет ни труппы постоянной, ни оркестра, поэтому там часто сборная селянка. Как ни странно, наш маленький город ухитряется обеспечивать полную посещаемость любого хорошего концерта. ... С отдыхом у меня пока не получается, может быть, попозже летом. У нас лето уже в полном разгаре, но настоящей жары еще нет – впрочем И. в этом смысле благодатное место – как бы ни было жарко днем, вечером всегда можно вздохнуть полной грудью, а иной раз и замерзнуть по неосторожности. Я уже напрактиковалась утром выходить из дому полуголой, а с собой в сумке носить брюки и теплую кофту. Вчера закончился четырехдневный хамсин, все изнывали от жары, а я, представьте себе, блаженствовала. Иврит мой медленно, но верно улучшается, несмотря на то, что я его совершенно не изучаю и накрепко забыла все ульпанные правила. Новые слова входят в разговор как-то сами по себе – и я иногда сама удивляюсь, откуда это я знаю такое заковыристое слово? Десятки похожих по значению, но разных по смыслу глаголов постепенно укладываются на свои места и уже не лезут все сразу, когда нужен только один. С чтением, конечно, по-прежнему туго. Однако же я взялась перевести одну статейку и пыхчу над нею уже третий день. Если бы кто-нибудь прочел мне ее вслух, я перевела бы ее за два часа. Но я решила прочесть сама. Такой работы было бы мне навалом. Зато если не иврит, то мой английский подвигается гигантскими шагами. Я уже даже могу говорить разными акцентами американского, хотя зачем мне это, не знаю.

7 июля.

... Что касается меня, то я давно бы уже могла закатиться куда-нибудь к морю, но держат разные работы, а главное, я вот-вот должна подписать контракт на квартиру. Как только подпишу, сразу же закажу холодильник, газ. плиту и хорошую кровать. Остальное думаю покупать постепенно и не новое – в Старом городе можно довольно дешево купить всякое прекрасное мебельное барахло. Так что ты не думай, что я буду спать на досках и есть с подоконника (впрочем, подоконников в здешних домах вообще не делают), все будет чин-чином, даже если и не сразу. Насчет телефона: его, конечно, в новых домах нет, но опять же, как только подпишу контракт, я и его закажу (хотя он дорого стоит, гад, дороже чем небольшой холодильник) а уж когда поставят – это к повезет, может, через месяц, а может, через год. ...Пусть мои денежные дела тебя не волнуют. Состояние моих финансов вполне удовлетворительное, а по иным меркам просто очень хорошее. К тому же есть немало добрых людей, кот., если прижмет, всегда выручат. О льготах. Верно, квартиры приобретаются олимами на весьма льготных условиях. Дается большая сумма взаймы, кот. выплачивают 15-20 лет с меньшими процентами, чем в любом банке. Да и квартиры сохнутовские дешевле рыночных. Но моя квартира, как маленькая (а их, повторяю, очень мало) стоит относительно дороже других и, кроме того, я должна ее сразу купить, т.е. сразу внести приличную сумму, в то время, как другие свои квартиры могут вообще не покупать, а просто снимать, внося ежемесячно не очень большую квартирную плату.

6 июля.

... Фотографии сделаны в саду одного дома в одном из самых приятных районов И., Бейт-Керема. Р-н старый, поэтому там много деревьев, цветов, вообще оч. мило и приятно. Жаль, что на фотогр. этого не видно. День был ужасно жаркий, все мучились, а я блаженствовала. Вообще, приятный был день, т.к. я решила ничего не делать, все утро просидела в этом вот саду с приятелем, потом мы пошли купаться в бассейн при одном из отелей, потом я три часа спала (по-прежнему обожаю спать днем), а вечером, вернее ночью, ходила в ночное заведение слушать джаз. Заведение довольно неприглядное, хотя и живописное – сводчатые потолки, не слишком чисто, не слишком светло, дощатые столики и скамейки – на вид настоящая малина. Но ничего подобного! Никто ничего крепче, чем слабое розовое винцо, не пьет, а большинство так и вовсе кока-колу, сок или сладкое пиво/брр!/. Морды кругом бандитские, а ведут себя как довольные и спокойные дети. И джаз! В таком захудалом местечке – отличное, американского стандарта трио (гитара, фортепьяно и ударник) щедро, в течение четырех часов, а то и больше, великолепно играло всякие классические и неклассические мелодии. Мы ушли во втором часу, а там все еще трудились, и публика не скупясь обхлопывала каждый номер. А вчера я гуляла вечером по Старому городу. Ночью он совсем фантастический. Тихий, темный, лабиринты уличек, темных, без окон, стены, галерейки, ступеньки. Идешь, идешь, и вдруг перед тобой стена, а в стене провал, а в провале – куча огромных блестящих звезд. Входишь в провал – узенькая темная уличка, мирный запах теплой пыли, и громадные старые пинии и кедры. И все такое тихое, спокойное, умиротворяющее, уютное – а оглянешься, и где-нибудь внизу непременно увидишь пыльные города, расплесканного по холмам. Дивный город этот Иерусалим. Древний, новый, восточный, западный, столица, провинция, уютный, дикий, евреи, арабы, христиане, пение муэдзина, усиленное динамиком, а то и записанное на пленку, смешивается со звоном колоколов, на крышах небоскребов-гостиниц разводятся сады – в общем, чего только нет. Очень он меня забирает, особенно, когда есть время взглянуть. Ладно, кончаю этот импрессионизм, спать пора, первый час ночи.

27 июля.

... У вас, оказывается, лето нынче жарче, чем в И. – у нас больше 27-28 град. почти не бывает. Вообще, погода сейчас очень приятная.

3 авг.

...Позавчера была в Араде, у М.Уль., они, кажется, милые люди. Мы много говорили обо всех вас. У него есть предложение от Иер. Унив-та, пока неизвестно, что из этого выйдет но жить они, во всяком случае, будут в И. Уже получили сюда направление насчет квартиры. Арад чудесный городок, совершенно новый, построенный посреди пустыни и оч. быстро развивается. Климат там просто замечательный (для меня), хоть и оч. жарко. Я бы даже с удовольствием там пожила, если бы было мне там что делать. Но там все промышленность да строительство, не для нашего брата. Может быть, когда-нибудь, когда разбогатею, можно будет на несколько месяцев в году поселяться там в лечебных целях. Неск. дней назад побывала на своей стройке. квартира моя, собственно, уже совсем готова, стоит беленькая, чистенькая, даже жалюзи на окнах уже приделаны, даже веревочки на специальном балкончике, чтобы вешать белье (настоящего балкона, увы, нет); но дом снаружи еще недоотделан. Хочется верить, что в течение этого месяца его сдадут, но может затянуться и на два, и больше, все зависит от подрядчика, кот. строит сразу три таких дома и хочет сдать их все вместе. Кругом все, как положено, разворочено и грохот стоит невыразимый, но уже видны места, намеченные для газона, для цветов – там будет целый садик позади дома, а перед домом просто газон и деревья. Ну, это, конечно, еще не завтра, но строители очистят все вокруг дома и приготовят для посадки почву, прежде, чем уйдут. Никакого стройхлама там валяться не будет. Место мне по-прежнему очень нравится. Жить вокруг будут олим из Америки, Англии и Франции – это, как я уже писала, дорогие и хорошие дома, квартира побольше в таком доме русскому оле не по карману. Главное – есть центральное отопление, я по этому поводу очень ликую, хотя батареи огромные и одну из них (под кух. окном) я надеюсь со временем переместить (может быть, к стене справа, где входная дверь). Очень близко, в 15-20 мин. ходьбы, живет много знакомых.

15 авг.

... Благодаря тому, что мой приятель-американец стал большой шишкой -зам. директора нового роскошного Иерус. театра), сравнительно часто хожу в театр. Вот позавчера видела пьесу под назв. «Завещание собаки» – какой-то бразилец, имени не усекла. Ну, главное мое удовлетворение от спектаклей в последнее время в том, что я почти все понимаю, а ведь в театре иврит уж никакой не облегченный. Спектакль, впрочем, и сам по себе был неплохой, смешной, в смешанном стиле комедии дель арте и соврем иного абсурда. Изр. актеры играют на оч. приличном уровне, хотя и без гениальных находок. Хорошая дикция (что для меня особенно важно), хорошо двигаются, не переигрывают. Смотреть приятно, но не вызывает глубокого потрясения. Впрочем, судить мне еще рановато, я ведь еще только начала по-настоящему знакомиться с театром. Однако, не знаю, к сожалению или к счастью, я сильно отравлена лондонскими театрами, кот. достигли какого-то просто невероятного совершенства актерской игры. И теперь я с нетерпением жду гастролей Шекспировского театра в И. – должно быть, месяца через полтора. ...У нас держится жара (по вечерам 30 гр.), но организм уже немного освоился, стало немного легче. Израильтяне поразъехались по всему свету, Винеры тоже укатили в Швейцарию, пишут, что сидят в натопленной комнате и наслаждаются прохладой и дождем за окном. Интересно, что когда здесь прохлада и дождь, как-то никто от этого не в восторге. Изр. буквально затоплен туристами, кот. приехали искать света и тепла. Я решила поехать отдыхать на Мертвое море в сентябре, а то и в октябре, когда будет не так жарко и поменьше туристов. Покупаюсь в водичке, кот. больше напоминает по консистенции подсолнечное масло, а по вкусу – рвотное средство, но оказывает чудесное действие на кости, нервы, обмен и проч, механизмы в организме. А пока выезжаю по субботам на лоно, изредка купаюсь в Средиз. море, загорела в меру и отращиваю волосы (не наверняка).